kaktus | Еще один упавший вниз (Reply)

Я и не знал. Оказывается, недавно умер мой бывший коллега Витька. Был он дизайнером в главной городской газете, потому что художник. Одно время, когда в этой ежедневной газете выходил еженедельник, его талант был встребован, и он с удовольствием рисовал. Потом пришел новый редактор, веяния сменились, и его оставили в качестве главного дизайнера-консультанта. Хотя к дизайну он не имел никакого отношения. Но старался с обязанностями справляться. Со временем Витька стал выпивать, раздался вширь, набряк и погрузнел. Встречая его в коридоре редакции, я удивлялся необычно красному цвету его лица. Но вопросов не задавал. "Как ты?" - "Да никак... Шутка, нормально!" Мне в двух словах рассказали историю его смерти.
В общем, Витька, оказывается, здорово пил. И однажды пришел на работу совершенно желтый. Ему было плохо, и он лег в больницу: желтуха. В редакции все перепугались, но кроме Витьки никто больше не заболел. Оказалось, пугаться не стоило: это был другой гепатит. Витька лежал в больнице долго, его никто не навещал. Ну, звонили иногда. Потом он вышел - весь как в воду опущенный. Работал неохотно, и через месяц опять пропал. Через неделю хватились - в больнице. С облегчением вздохнули и решили не увольнять. Но внушение сделали. Витька уволился сам: мне, говорит, теперь частенько придется болеть. Нашел другую работу. Но потом уволился и с нее, потому что там такой подход тоже оказался некстати. Так он пропал из поля зрения коллег, которые вспоминать о нем перестали - хватает своих забот. И вот, как гром среди ясного неба, раздается звонок. И Лариса, жена Витьки, приглашает его коллег на прощание и поминки. Витьку в гробу никто не узнал: был он желт до зелени и необычно стройный. Рак печени.
О смерти Витьки я узнал от Сереги, главного обозревателя главной газеты. Был он в этот рабочий день привычно слегка пьян, и развязно-сентиментально тыкал пальцем в коллаж над компьютером, где, приклеенные друг к другу, сидели Витька, Федорыч, Мишка, Володя, Леха, Николай (все помершие от пьянки) и сам Серега (еще живой). "Светлые были люди!" - хлупнув носом, провозгласил Серега. Я промолчал, потому что вспомнил.
Федорыч любил выпить, был бабник, внутренний диссидент и спьяну большой задира. Он помер от рака желудка, которым страдал в одиночестве целых полгода.
Мишка был ответсеком в развлекательном еженедельнике, и под столом у него всегда стояла двухлитровая "бомба" с пивом. Однажды он шел на работу и упал посреди дороги - выключился внезапно, свез половину лица. Его доставили в больницу, откуда он сбежал, почувствовав себя лучше. Редактор посоветовал ему взять отпуск и отдохнуть. Через две недели Мишка затосковал по работе и заглянул в редакцию. Ему сообщили, что на его место нашли другого, а он уволен. Михаил запил и, насытившись, нашел работу в многотиражке. И однажды, идя на работу, снова упал. В этот раз его не спасли. Оказалось, в области мозга у него гулял тромб.
Володя пил пиво на кухне с женой, с которой он не виделся полгода. Та как-то сказала мне, что 15 лет семейной жизни - огромный срок, столько не живут. Наверное, не случайно ее заявление совпало с трудным периодом вовкиной жизни: он потерял работу. Сам он был родом из Владикавказа, где остались его родители. Здесь он закончил военное училище и женился на Ленке, потом воевал в Абхазии. Война разрушила все его представления о героической жизни военного, и он устроился в газету. Был ироническим, эрудированным журналистом, даже выпустил книгу в соавторстве с другом. И вот - потерял работу. Жена съездила на фестиваль авторской песни, где познакомилась с настоящим офицером. И, вернувшись домой, выдвинула ультиматум - в течение полугода оставить квартиру. Квартира была ее. Вовка устроился в фирму, торгующую металлом, и вскоре решил открыть свое дело. В тот вечер как раз истекли полгода. Он позвал Елену поговорить и уговорить вернуться. Стали пить пиво, рассорились. Ленка пошла рыдать в спальню, а Вовка упал со стула и не поднялся: сердце.
Леха был прозападным журналистом: сотрудничал с "голосами" и получал неплохой гонорар. Он был одинок, но чрезвычайно щедр и общителен, и, как только денежный вопрос наладился, стал пировать, приглашая друзей. Квартира его постепенно превратилась в грязный вонючий притон, а сам он перешел на дешевый портвейн, с которым неизменно, матерясь, появлялся на пороге редакции в дни получки - в газету он тоже писал. Иногда он затевал скандалы в редакторском кабинете или драки в кабинетах сотрудников. Его все боялись, хотя от Лехи осталась лишь оболочка, совершенно лишенная силы. И как-то, когда на дне рождения нашей редакторши он обозвал ее шлюхой, я броском через себя выкинул его в коридор, где он ударился о стену и, подвывая, уполз и больше не появлялся. "И больше не появляйся!" - крикнул я ему в сердцах. Он перестал приходить и через полгода помер.
Николай был редактором этой главной газеты. Он в перестройку побывал в Америке и дал газете новое имя. Николай был вальяжен и знаменит. Правда, тоже любил выпить, на чем заработал два инсульта. Губа его отвисла, лицо перекосило, и он вышел на пенсию по инвалидности. Но продолжал писать. И, как только в редакции сменилось начальство, его пригласили заведовать экономическим отделом. Я был завотделом новостей, и на утренних оперативках мы с Николаем сидели рядом. Когда у меня начались сложности в отношениях с редактором, Коля - единственный из всех - меня поддержал. После очередного разноса в мой адрес он с негодованием встал и сказал: "Если редактор доходит до такого хамского и непрофессионального свинства, я умываю руки и увольняюсь!" "Да пожалуйста!" - сказала ему редактор. Помню, он громоподобно хлопнул дверью. Я тоже вышел и тоже вскоре уволился. Но поступок Николая меня покорил, я начал сильно уважать его не только как профессионала, но и как человека. Потом, на другой работе, он был внештатником и писал статьи по моему заданию. Я не знал, что его дни сочтены, и некоторые странные его материалы считал обычной халтурой. Чтобы прикрыть его перед начальством, я сам тайком переписывал эти статьи. Но потом терпение мое лопнуло: однажды Коля позвонил, как мне показалось, совершенно пьяный. ""Вы что, выпили, Николай Александрович?" Он промычал что-то и бросил трубку. Потом я просил его писать более внятно. Он перестал писать вовсе. И через два месяца умер - от очередного инсульта.
Таня сидит в одном кабинете с Серегой, она недавно с ним развелась. серега из Белоруссии, он когда-то был собкором известных газет и гремел по всей области. Но любил выпивать, и его жена с ним развелась, забрав двоих детей. Как-то я был свидетелем его белой горячки: мы втроем собрались посидеть у товарища и остались там ночевать. Нас было трое мужиков. Ночью серега встал и, раздевшись догола, стал шарить по все горизонтальным поверхностям. А потом нашарил хозяина и стал его домогаться. Я включил свет - эффект был такой, как будто я осветил его пьяный мозг: он живо оделся и улегся, а утром уже ничего не помнил. Когда его бывшая стала редактором, она милостиво закрыла глаза на его поведение, подарив ему должность специального корреспондента. Он принял подачку безропотно, хотя когда-то, говорят, поднимал на жену руку. Шефство над ним взяла соседка по кабинету, теперь его вторая бывшая жена. Потом он купил машину и бросил пить, но однажды напился и расквасил ее вдребезги. Татьяна поняла, что эта история не имеет конца, и развелась с ним. Но они по-прежнему сидят в одном кабинете, и она помогает ему одеваться, если дела совсем уже плохи. Показывая на физиономии друзей, отошедших в мир иной, Серега, видимо, сентиментально имел в виду, что теперь настала его очередь умирать в одиночестве.
Слушая его причитания, я думал о том, что моя ситуация ничем не лучше. Хоть я и не пью, мое отщепенчество неоспоримо, я тоже - негласный изгнанник, наказанный забвением и молчанием. Люди безжалостны. Творческая среда безжалостна особенно. Наверное, потому, что люди этой среды творят внутренним состоянием, все внешнее преломляя через внутреннюю линзу. Их видение своеобразно. Поведение - эгоистично. И очередной выпавший из их среды, жив он или нет, - однозначно покойник.