Entry tags:
Сторож
Накануне праздников оформился сторожем в детский сад - удобно, что по срочному договору, на все лето. И хотя информацию о такой редкой вакансии добыть было нетрудно, видно, что заведующая не на шутку обрадовалась. Я бы тоже от радости прыгал - относительно молодой, не пьет, не курит, с головой в порядке, есть лицензия охранника. Все понимает с намека и ничего не просит. Жена сначала сопротивлялась, потому что сад далеко, в другой части города. Но деньги нужны, и я поступил по-своему. Завтра - первая ночь.
В праздники уже размялся. За два дня прибежал мой тучный сосед Коля - ему я как-то сказал, что ищу любую работу - и с паровозным сипением плохо пригнанных клапанов попросил меня подежурить две ночи вместо него. Он всегда на праздники уезжает в родной городок помогать родителям и металл собирать, работает в день на заводе, а по ночам сторожит: "Так второй скоро родится!" - всем объясняет Коля. Энергии в нем хоть убавляй.
В общем, я согласился. Он отвез меня на объект - старинный купеческий дом на старинном проспекте. Какая-то фирма по заказу крупного предпринимателя взялась его восстанавливать, и работа в разгаре: все полы и некапитальные перегородки снесены и сделаны заново. Второй этаж застеклен, на первом пока что склад материалов и оборудования. Несколько окон и проход зияют дырами, стены красняют мясом старинной кладки.
Маленький снаружи, дом этот оказался очень просторным внутри. И отсюда, из помещения, стало заметно, как низко он со временем закопался - на метр или больше.
Когда я в сумерках проник в нутро этого дома, по полу первого этажа уже растекалась холодная сырость. Метровая толща стен напоминала Брестскую крепость. Голоса с улицы в обширном пространстве летали нетопырями. Я смущенно переоделся - тени прошлого внимательно смотрели на меня глазами выбоин и щербин. Достал книгу Грина - это был "Крысолов", отвинтил крышку термоса и, запивая текст чаем, стал читать. Тут же как по заявке за окном вспыхнул и упал на страницу апельсиновый свет фонаря. Как раз я читал, как герой Грина обходит в сумерках пустые пространства Центрального Банка: "Приподнятое чувство зрителя большого пожара стало понятно еще раз. Соблазн разрушения начинал звучать поэтическими наитиями, - передо мной развертывался своеобразный пейзаж, местность, даже страна. Ее колорит естественно переводил впечатление к внушению, подобно музыкальному внушению оригинального мотива..."
Так, увлекшись чтением, я просидел до двух ночи. Затем достал катушку и протянул нитки поперек проемов окон и двери. К концу каждой нити я подвесил железки, а под ними расположил предметы со звонкой поверхностью. Мне захотелось спать.
По проспекту, не прекращая движения, мчались автомобили и мотоциклы, качались под окнами пьяные голоса. В остывшем воздухе ночи они раздавались громче и угрожающе близко - как на реке. Казалось странным, что столько людей проходят и проезжают мимо настолько доступной добычи, как этот дом, напичканный материалами и оборудованием... Словом, в эту ночь я так и не уснул. Главным образом потому, что звякнула одна из ловушек - высоко подвешенный мастерок. Когда я вошел в темный зал, он еще качался, поблескивая в лунном свете. Я вышел на улицу: нигде не было никого. Лежа в углу, одетый по последней полярной моде, я все же порой дрожал, а изо рта шел пар. Дремота моя напоминала неполный наркоз.
Под утро позвонила жена - в ее голосе слышались тревожные нотки: "У тебя все в порядке???"
Когда я пришел, она не спала - хлопотала на кухне с оладьями и напоила чаем.
Вторая ночь прошла куда спокойней. Я снова пил чай, читал "Крысолова" и не беспокоился ни о чем. А когда зевота качнула меня назад, просто завалился на ворох хозяйственного тряпья и уснул. В эту ночь никто не покушался порвать мою паутину. Коробку на входе, подпертую жестяной трубой, никто не шелохнул. Я выспался и не замерз.Жена не позвонила. Приехал домой - она спит, оладьев никто не готовит. Все, все безмятежно спят.
Я принял ванну, заварил себе кофе и продолжил читать:
"Наконец, я был у окна. Свежесть открытого пространства дышала глубоким сном. За далекой крышей стояла розовая, смутная тень; из труб не шел дым, прохожих не было слышно. Я вылез и пробрался к воронке водосточной трубы. Она шаталась; ее скрепы трещали, когда я начал спускаться; на высоте половины спуска ее холодное железо оказалось в росе, и я судорожно скользнул вниз, едва удержавшись за перехват. Наконец, ноги нащупали тротуар; я поспешил к реке, опасаясь застать мост разведенным; поэтому, как только передохнул, пустился бегом..."
В праздники уже размялся. За два дня прибежал мой тучный сосед Коля - ему я как-то сказал, что ищу любую работу - и с паровозным сипением плохо пригнанных клапанов попросил меня подежурить две ночи вместо него. Он всегда на праздники уезжает в родной городок помогать родителям и металл собирать, работает в день на заводе, а по ночам сторожит: "Так второй скоро родится!" - всем объясняет Коля. Энергии в нем хоть убавляй.
В общем, я согласился. Он отвез меня на объект - старинный купеческий дом на старинном проспекте. Какая-то фирма по заказу крупного предпринимателя взялась его восстанавливать, и работа в разгаре: все полы и некапитальные перегородки снесены и сделаны заново. Второй этаж застеклен, на первом пока что склад материалов и оборудования. Несколько окон и проход зияют дырами, стены красняют мясом старинной кладки.
Маленький снаружи, дом этот оказался очень просторным внутри. И отсюда, из помещения, стало заметно, как низко он со временем закопался - на метр или больше.
Когда я в сумерках проник в нутро этого дома, по полу первого этажа уже растекалась холодная сырость. Метровая толща стен напоминала Брестскую крепость. Голоса с улицы в обширном пространстве летали нетопырями. Я смущенно переоделся - тени прошлого внимательно смотрели на меня глазами выбоин и щербин. Достал книгу Грина - это был "Крысолов", отвинтил крышку термоса и, запивая текст чаем, стал читать. Тут же как по заявке за окном вспыхнул и упал на страницу апельсиновый свет фонаря. Как раз я читал, как герой Грина обходит в сумерках пустые пространства Центрального Банка: "Приподнятое чувство зрителя большого пожара стало понятно еще раз. Соблазн разрушения начинал звучать поэтическими наитиями, - передо мной развертывался своеобразный пейзаж, местность, даже страна. Ее колорит естественно переводил впечатление к внушению, подобно музыкальному внушению оригинального мотива..."
Так, увлекшись чтением, я просидел до двух ночи. Затем достал катушку и протянул нитки поперек проемов окон и двери. К концу каждой нити я подвесил железки, а под ними расположил предметы со звонкой поверхностью. Мне захотелось спать.
По проспекту, не прекращая движения, мчались автомобили и мотоциклы, качались под окнами пьяные голоса. В остывшем воздухе ночи они раздавались громче и угрожающе близко - как на реке. Казалось странным, что столько людей проходят и проезжают мимо настолько доступной добычи, как этот дом, напичканный материалами и оборудованием... Словом, в эту ночь я так и не уснул. Главным образом потому, что звякнула одна из ловушек - высоко подвешенный мастерок. Когда я вошел в темный зал, он еще качался, поблескивая в лунном свете. Я вышел на улицу: нигде не было никого. Лежа в углу, одетый по последней полярной моде, я все же порой дрожал, а изо рта шел пар. Дремота моя напоминала неполный наркоз.
Под утро позвонила жена - в ее голосе слышались тревожные нотки: "У тебя все в порядке???"
Когда я пришел, она не спала - хлопотала на кухне с оладьями и напоила чаем.
Вторая ночь прошла куда спокойней. Я снова пил чай, читал "Крысолова" и не беспокоился ни о чем. А когда зевота качнула меня назад, просто завалился на ворох хозяйственного тряпья и уснул. В эту ночь никто не покушался порвать мою паутину. Коробку на входе, подпертую жестяной трубой, никто не шелохнул. Я выспался и не замерз.Жена не позвонила. Приехал домой - она спит, оладьев никто не готовит. Все, все безмятежно спят.
Я принял ванну, заварил себе кофе и продолжил читать:
"Наконец, я был у окна. Свежесть открытого пространства дышала глубоким сном. За далекой крышей стояла розовая, смутная тень; из труб не шел дым, прохожих не было слышно. Я вылез и пробрался к воронке водосточной трубы. Она шаталась; ее скрепы трещали, когда я начал спускаться; на высоте половины спуска ее холодное железо оказалось в росе, и я судорожно скользнул вниз, едва удержавшись за перехват. Наконец, ноги нащупали тротуар; я поспешил к реке, опасаясь застать мост разведенным; поэтому, как только передохнул, пустился бегом..."